Неточные совпадения
Когда запели причастный стих, в церкви раздались рыдания,"
больше же всех вопили голова и предводитель, опасаясь за многое
имение свое".
В делах
большого хозяйства и в этом и в других
имениях он держался самых простых, нерискованных приемов и был в высшей степени бережлив и рассчетлив на хозяйственные мелочи.
Лето же они намеревались прожить в
большом родовом
имении Вронского.
Не один господин
большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину
имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие деньги, нижé
имения, с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
— Хлопоты у меня
большие с мужиками в нынешнем году, — продолжал Николай Петрович, обращаясь к сыну. — Не платят оброка. [Оброк — более прогрессивная по сравнению с барщиной денежная форма эксплуатации крестьян. Крестьянин заранее «обрекался» дать помещику определенную сумму денег, и тот отпускал его из
имения на заработки.] Что ты будешь делать?
В костюме сестры милосердия она показалась Самгину жалостно постаревшей. Серая, худая, она все встряхивала головой, забывая, должно быть, что буйная шапка ее волос связана чепчиком, отчего голова, на длинном теле ее, казалась уродливо
большой. Торопливо рассказав, что она едет с двумя родственниками мужа в
имение его матери вывозить оттуда какие-то ценные вещи, она воскликнула...
— Ты будешь получать втрое
больше, — сказал он, — только я долго твоим арендатором не буду, — у меня свои дела есть. Поедем в деревню теперь, или приезжай вслед за мной. Я буду в
имении Ольги: это в трехстах верстах, заеду и к тебе, выгоню поверенного, распоряжусь, а потом являйся сам. Я от тебя не отстану.
Наконец,
большая часть вступает в брак, как берут
имение, наслаждаются его существенными выгодами: жена вносит лучший порядок в дом — она хозяйка, мать, наставница детей; а на любовь смотрят, как практический хозяин смотрит на местоположение
имения, то есть сразу привыкает и потом не замечает его никогда.
Получая, без всяких лукавых ухищрений, с
имения столько дохода, сколько нужно было ему, чтоб каждый день обедать и ужинать без меры, с семьей и разными гостями, он благодарил Бога и считал грехом стараться приобретать
больше.
От этого
большую часть узора жизни, который он чертил в своем уединении, занимал новый, свежий, сообразный с потребностями времени план устройства
имения и управления крестьянами.
Знал генеалогию, состояние дел и
имений и скандалезную хронику каждого
большого дома столицы; знал всякую минуту, что делается в администрации, о переменах, повышениях, наградах, — знал и сплетни городские: словом, знал хорошо свой мир.
У него, взамен наслаждений, которыми он пользоваться не мог, явилось старческое тщеславие иметь вид шалуна, и он стал вознаграждать себя за верность в супружестве сумасбродными связями, на которые быстро ушли все наличные деньги, брильянты жены, наконец и
большая часть приданого дочери. На недвижимое
имение, и без того заложенное им еще до женитьбы, наросли значительные долги.
— Да как это ты подкрался: караулили, ждали, и всё даром! — говорила Татьяна Марковна. — Мужики караулили у меня по ночам. Вот и теперь послала было Егорку верхом на
большую дорогу, не увидит ли тебя? А Савелья в город — узнать. А ты опять — как тогда! Да дайте же завтракать! Что это не дождешься? Помещик приехал в свое родовое
имение, а ничего не готово: точно на станции! Что прежде готово, то и подавайте.
В то время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои деньги на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать на Бог знает что
большими кушами, даже на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами
имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Обыкновенно он с матерью и сестрой жил летом в материнском
большом подмосковном
имении.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в
большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее
имение купил.
— Дюфар-француз, может слыхали. Он в
большом театре на ахтерок парики делает. Дело хорошее, ну и нажился. У нашей барышни купил всё
имение. Теперь он нами владеет. Как хочет, так и ездит на нас. Спасибо, сам человек хороший. Только жена у него из русских, — такая-то собака, что не приведи Бог. Грабит народ. Беда. Ну, вот и тюрьма. Вам куда, к подъезду? Не пущают, я чай.
Прежде всего Нехлюдов поехал в Кузминское, ближайшее
большое черноземное
имение, с которого получался главный доход.
Эта тетка, знаешь, сама самовластная, это ведь родная сестра московской той генеральши, она поднимала еще
больше той нос, да муж был уличен в казнокрадстве, лишился всего, и
имения, и всего, и гордая супруга вдруг понизила тон, да с тех пор и не поднялась.
Имение свое Тихон Иванович завещал, как и следовало ожидать, своему почтеннейшему благодетелю и великодушному покровителю, «Пантелею Еремеичу Чертопханову»; но почтеннейшему благодетелю оно
большой пользы не принесло, ибо вскорости было продано с публичного торга — частью для того, чтобы покрыть издержки надгробного монумента, статуи, которую Чертопханов (а в нем, видно, отозвалась отцовская жилка!) вздумал воздвигнуть над прахом своего приятеля.
Полозов был отставной ротмистр или штаб — ротмистр; на службе, по обычаю старого тогдашнего века, кутил и прокутил довольно
большое родовое
имение.
Промотав в Москве
большую часть
имения своего и на ту пору овдовев, уехал он в последнюю свою деревню, где продолжал проказничать, но уже в новом роде.
Его богатство, знатный род и связи давали ему
большой вес в губерниях, где находилось его
имение.
— А наконец 17… года сентября 6-го дня отец его волею божиею помер, а между тем он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе и по
большой части был в походах за границами, почему он и не мог иметь сведения, как о смерти отца его, равно и об оставшемся после его
имении.
Небольшое село из каких-нибудь двадцати или двадцати пяти дворов стояло в некотором расстоянии от довольно
большого господского дома. С одной стороны был расчищенный и обнесенный решеткой полукруглый луг, с другой — вид на запруженную речку для предполагаемой лет за пятнадцать тому назад мельницы и на покосившуюся, ветхую деревянную церковь, которую ежегодно собирались поправить, тоже лет пятнадцать, Сенатор и мой отец, владевшие этим
имением сообща.
Сверх потери
большого и прекрасного
имения, сенат приговорил каждого из братьев к уплате проторей и убытков по тридцати тысяч рублей ассигнациями.
Правда, что подобные разделы
большею частью происходили в оброчных
имениях, в которых для помещика было безразлично, как и где устроилась та или другая платежная единица; но случалось, что такая же путаница допускалась и в
имениях издельных, в особенности при выделе седьмых и четырнадцатых частей.
— Отчего не к рукам! От Малиновца и пятидесяти верст не будет. А имение-то какое! Триста душ, земли довольно, лесу одного
больше пятисот десятин; опять река, пойма, мельница водяная… Дом господский, всякое заведение, сады, ранжереи…
Явился было однажды конкурент, в лице обруселого француза Галопена, владельца — тоже по жене — довольно
большого оброчного
имения, который вознамерился «освежить» наш край, возложив на себя бремя его представительства.
Почти у самой околицы около сорока косцов (Пустотелову на этот счет удача: мужички тяглятся исправно, голова на голову) обкашивают довольно
большой луг, считающийся лучшим в целом
имении.
Что касается до нас, то мы знакомились с природою случайно и урывками — только во время переездов на долгих в Москву или из одного
имения в другое. Остальное время все кругом нас было темно и безмолвно. Ни о какой охоте никто и понятия не имел, даже ружья, кажется, в целом доме не было. Раза два-три в год матушка позволяла себе нечто вроде partie de plaisir [пикник (фр.).] и отправлялась всей семьей в лес по грибы или в соседнюю деревню, где был
большой пруд, и происходила ловля карасей.
—
Имение большое, не виден конец, а посередке дворец — два кола вбито, бороной покрыто, добра полны амбары, заморские товары, чего-чего нет, харчей запасы невпроед: сорок кадушек соленых лягушек, сорок амбаров сухих тараканов, рогатой скотины — петух да курица, а медной посуды — крест да пуговица. А рожь какая — от колоса до колоса не слыхать бабьего голоса!
Но когда вышел случай не обыкновенный, случай попользоваться
большим кушем из
имения хозяина, тут Подхалюзин задумался и начал себя оправдывать.
Насчет векселей тоже быть могло (это Ганя знает даже наверно); у Евгения Павловича состояние, конечно,
большое, но «некоторые дела по
имению действительно находятся в некотором беспорядке».
Иван Петрович
большую часть года проводил в Лавриках (так называлось главное его родовое
имение), а по зимам приезжал в Москву один, останавливался в трактире, прилежно посещал клуб, ораторствовал и развивал свои планы в гостиных и более чем когда-либо держался англоманом, брюзгой и государственным человеком.
Схоронив три года тому назад своего грозного отца, он не расширял своей торговли, а купил более двух тысяч десятин земли у камергерши Меревой, взял в долгосрочное арендное содержание три
большие помещичьи
имения и всей душой пристрастился к сельскому хозяйству.
Перед Вихровым в это время стоял старик с седой бородой, в коротенькой черной поддевке и в солдатских, с высокими голенищами, сапогах. Это был Симонов. Вихров, как тогда посылали его на службу, сейчас же распорядился, чтобы отыскали Симонова, которого он сделал потом управляющим над всем своим
имением. Теперь он, по крайней мере, с полчаса разговаривал с своим старым приятелем, и все их объяснение
больше состояло в том, что они говорили друг другу нежности.
Он убедился этим, попросил министра, — и, чрез ходатайство того, тебе разрешено выйти в отставку и жить в деревне; о
большем пока я еще и не хлопотала, потому что, как только муж уедет в Севастополь, я сейчас же еду в
имение наше и увижусь с тобою в твоем Воздвиженском.
— Вот видите ли что! — начала m-me Пиколова. — Мы с братцем после маменьки, когда она померла, наследства не приняли; долги у нее очень
большие были, понимаете… но брат после того вышел в отставку; ну, и что же молодому человеку делать в деревне — скучно!.. Он и стал этим маменькиным
имением управлять.
Но они не были в забросе, как в
большей части соседних
имений, а, напротив того, с первого же взгляда можно было безошибочно сказать, что здесь живется тепло и удобно.
В молодости я знал одну почтенную старушку (фамилия ее была Терпугова), обладательницу значительного
имения и
большую охотницу до гражданских процессов, которая до смерти своей прожила в полном неведении о «государстве», несмотря на то, что сам губернатор, встречаясь с нею, считал долгом целовать у нее ручку.
Махин рад был случаю выказать свое бескорыстие и сказал Лизе, что он любит ее не из-за денег, и это, как ему казалось, великодушное решение тронуло его самого. У Лизы, между тем, началась борьба с ее матерью (
имение было отцовское), не позволявшей раздавать
имение. И Махин помогал Лизе. И чем
больше он поступал так, тем
больше он понимал совсем другой, чуждый ему до тех пор мир духовных стремлений, который он видел в Лизе.
Последние возлагают на него
большие надежды (они бездетны, и
имение их должно перейти Сереже) и исподволь подыскивают ему приличную партию; но он покуда еще уклоняется от брачных оков.
Лицо это было некто Четвериков, холостяк, откупщик нескольких губерний, значительный участник по золотым приискам в Сибири. Все это, впрочем, он наследовал от отца и все это шло заведенным порядком, помимо его воли. Сам же он был только скуп, отчасти фат и все время проводил в том, что читал французские романы и газеты, непомерно ел и ездил беспрестанно из
имения, соседнего с князем, в Сибирь, а из Сибири в Москву и Петербург. Когда его спрашивали, где он
больше живет, он отвечал: «В экипаже».
— Все — ей одной? Ну — это ваше счастье. Только смотрите не продешевите вашего
имения! Будьте благоразумны и тверды. Не увлекайтесь! Я понимаю ваше желание быть как можно скорее мужем Джеммы… но осторожность прежде всего! Не забудьте: чем вы дороже продадите
имение, тем
больше останется вам обоим — и вашим детям.
В г. К. он и сблизился с семьей Тугановских и такими тесными узами привязался к детям, что для него стало душевной потребностью видеть их каждый вечер. Если случалось, что барышни выезжали куда-нибудь или служба задерживала самого генерала, то он искренно тосковал и не находил себе места в
больших комнатах комендантского дома. Каждое лето он брал отпуск и проводил целый месяц в
имении Тугановских, Егоровском, отстоявшем от К. на пятьдесят верст.
— В Москву я
больше бы желал быть назначенным, так как это ближе к
имениям моим.
А
имение его между тем с каждым годом все
больше и
больше приходило в упадок.
— А
большое, бабушка, у отца
имение будет, когда дядя умрет? — любопытствует Володенька.
Имение, которым он управлял, имело своим центром значительное торговое село, в котором было
большое число трактиров.